Христос воскрес!

С праздником!

И в этот праздничный день хотелось бы разместить материал об одном из известных русских религиозных мыслителей -  С.Л. Франке.

Честно говоря - никогда тексты Франка не любил и не люблю, как раз именно за то, за что их обычно все хвалят. Франк - самый европейский из русских мыслителей, самый отвлеченно-абстрактный, самый высушенно-метафизичный. Он говорит о великой реальности языком мертвых категорий, почти бессодержательных и обычно пустых. У него бывают здравые мысли, но выражены они так, что продираться к ним мучительно тяжело. Типичная западная метафизика, та самая, о бесплодии которой говорил ДА: громоздкие сооружения посылок и выводов, напластовавшиеся в XVIII и XIX веках для того, чтобы извлечь столь скромный результат.

Словом, Франк точно никогда не входил в число авторов, которых я уважал. Но совсем недавно узнал о его творческой эволюции под конец жизни, и о том духовном перевороте, который в нем постепенно совершался. Чем старше становился Франк, тем больше разочаровывался он в своих трудах, и вообще в философии как методе. Подобно Фоме Аквинскому, назвавшему после дарованного ему мистического озарения все свои сочинения "пуком соломы", он также незадолго до смерти произнес: "Философия для меня устарела". 

Причина такого переворота - те мистические переживания, которые посещали его незадолго перед уходом из нашего мира. Говорить об их сути сложно, тем более в пересказе свидетелей, потому я просто процитирую Льва Зака: "Послушай, - сказал он мне, - я сегодня ночью пережил нечто очень необыкновенное, нечто очень удивительное. Я лежал и мучился, и вдруг почувствовал, что мои мучения и страдания Христа — одно и то же страдание. В моих страданиях я приобщился к какой-то  Литургии  и  в  ней  соучаствовал,  и  в  наивысшей  ее точке я приобщился не только ко страданиям Христа, а, как ни дерзновенно сказать, к самой сущности Христа. Земные формы вина и хлеба — ничто в сравнении с тем, что я имел; и я впал в блаженство. Как странно, что я пережил: ведь это вне всего того, о чем я всю жизнь размышлял. Как это вдруг пришло ко мне?”

Я не сомневаюсь ни в восходящем посмертии Франка, ни в том, что там, в ином мире, он наконец нашел правильные формы для выражения всего того, что здесь он пытался выразить через не слишком подходящие для этого формы отвлеченной философии.

И еще, в заключение, одна маленькая деталь:  Франк очень любил тексты К.С, Льюиса - он успел застать то время, когда они стали известны. Может быть, именно это и примирило меня с ним окончательно. Кто знает, может быть Франк теперь пишет так же, как и Льюис? Непременно в Небесной России надо будет поинтересоваться! ))